Вейлон тщетно пытался вытащить свои руки из пут, будучи прикованным оными к столу. Эдвард Глускин ходил сбоку от него взад-вперед, широко улыбаясь и поглядывая на своего пленника. Остановившись рядом с мужчиной, он склонился над ним и взял подбородок Вейлона своими цепкими пальцами, пока сам мистер Парк не мотнул головой и не вырвался из этой «ловушки». 

— Знаешь, Парк, а ведь я когда-то был таким как ты.

Эд ловил взгляд мужчины, который тут же отворачивался. Видимо, красные белки глаз и неестественный цвет пугали гостя. 

— Мне было… Сколько мне было, не знаешь? А, и ладно, это неважно. Я был молодым и я был влюблен в красивую девушку, чье имя уже давно забыто. Морфогенетическое кондиционирование всегда плохо влияет на мозг, ты знаешь. Она была… Даже не знаю, с чем можно ее сравнить. Красивее рассвета, прекраснее ночного звездного неба, милее любых диких цветов. И знаешь, что?

Эдди резко схватил руками лицо Вейлона. 

— В один день я понял, что этого ничего нет! Эта девушка — работница «Маунт-Мессив», которая меня буквально воспитывала, а потом ушла. Я не знаю, почему. Может, она испугалась за свою жизнь, как и большинство работников. Слишком много слухов ходило об этом духе. Как его… — Эдди щелкнул пальцами. — В-В-Вол… Не знаешь, а?

Вейлон только что-то промычал, поднимая голову. Мучитель быстро оторвал кусок скотча с губ лежащего на столе мужчины. Тот начал глотать ртом воздух, будто все это время его держали под водой. 

— Волрайдер… Дух… — только успел прошептать мистер Парк, как Глускин тут же закрыл ему рот тем же скотчем.

— Да, точно. Я вспоминаю. Волрайдер. Горный дух. Сила, неподвластная человеку. Умница, дорогая. Просто умница, — мужчина провел рукой по щеке жертвы, после чего дал пощечину. — Но не расслабляйся, милая. Этот Вернике отнял у меня мою жизнь. То же самое он сделал и с Билли. И с тобой. И делает с тем другим мужчиной. И делает со всеми. Среди пациентов часто гулял такой слушок: что делает мертвый доктор с живыми пациентами? Знаешь, я пытался узнать правду. И чем больше я узнавал, тем больше я понимал, что это мой конец. Меня просто так никто не оставит. И вот, по иронии судьбы ты приходишь настраивать один из компьютеров в подземной лаборатории «Маунт-Мессив», и тут я бросаюсь на стекло с целью позвать на помощь. Это было прямо как… — Эдди отвернулся и резко повернулся обратно, растопырив пальцы рук и широко раскрыв глаза. — БУМ! Так же неожиданно, как взрыв, а? О, я бы взорвал это место к чертям собачьим, да только надо где-то жить. Но я отвлекаюсь от своей мысли. 

Кажется, Вейлон уже настолько устал сопротивляться, что просто обмяк на столе, слушая грустную историю жизни Глускина. 

— В мою глотку запихали трубки. В мое тело натыкали трубок поменьше. Я чувствовал, как эта штука работает, как мой разум становится частью чего-то большого, как я буквально распадаюсь на атомы; как мое тело начинает медленно гнить от этих отвратительных условий. Я умирал. Я умирал, а где-то в этот момент моя невеста наверняка была с другим. Или же она пыталась найти меня, попробовать спасти. Это было бы мило, — Глускин улыбнулся, обнажив свои белоснежные зубы. — Я коснулся лица Бога и остался жив. Я зашел за грань жизни и смерти. Тебе никогда меня не понять, Вейлон Парк. Тот, кто видел Господа, уже вряд ли вернется к обычной жизни. Именно поэтому отца Мартина считали сумасшедшим. А я его слушал, когда он приходил ко мне. Он считал меня одним из этих психопатов, этих… этих ублюдков! — Глускин со всего размаху ударил кулаком в живот Вейлона, после чего вцепился ногтями в его шею. Мужчина согнулся пуще прежнего, его дыхание участилось, Глускин хохотал так громко, что его «Ха» отзывалось эхом где-то в глубине лечебницы. — Я не один из них! — ногти еще сильнее вонзились в шею пленника. Через пару секунд Глускин отпустил его и отошел на пару шагов. — Вот видишь, Парк, что бывает с теми, кто нарушает законы мироздания. Возможно, я сошел с ума. Возможно.

Эдд подошел к столу с хирургическими инструментами, взялся за скальпель. Повертев его в руках, мужчина надавил лезвием на указательный палец левой руки, слизал кровь с раны и рассмеялся. 

— Дорогая! — Глускин повернулся к Парку, показывая ему прибор. — Вот они сломали мою жизнь. А ты хочешь сломать жизнь им. Но знаешь, милая, прошло столько времени… Я, как и Билли, говорил с доктором Вернике. Не буду отрицать, что единственный сумасшедший здесь он, — мужчина заулыбался. — Однако он заставил посмотреть на самого себя с разных сторон… Ты меня вообще слушаешь? 

Глускин ударил тыльной стороной ладони лежащего на столе по лицу. Вейлон снова начал мычать, что раздражало его мучителя. Эдд водил скальпелем по груди Вейлона. Для него все это было одной игрой. В руках этого безумца была чужая жизнь, очередная жизнь. И он мог сделать с ней все, что только взбредет ему в голову. Он мог бы попробовать создать себе невесту, да был ли в этом смысл? В нем давно боролись ровно две личности: бедный мальчик Эдди, выросший в стенах «Маунт-Мессив», и безумец Глускин, который всю свою жизнь ищет себе жену среди представителей мужского пола, ведь женщины не походили для экспериментов «Маунт-Мессив». Для него все эти издевательства, пытки были как расплата за себя. Конечно, если бы он мучил Рудольфа Вернике, на какое-то время ему бы стало немного легче. Однако утерянное здоровье и нормальное состояние разума не вернешь за просто так. 

— Я так устал, дорогая. Мне осточертело здесь находиться. Я никогда не найду себе ту идеальную, пока я в «Маунт-Мессив». 

Эдвард облокотился на стол, закрыл лицо руками и заплакал. Но из глаз потекли не слезы, а кровь. Вейлон повернул голову и раскрыл глаза от ужаса. Даже каннибал Фрэнк Манера не произвел на него такого страшного впечатления, как Эдвард Глускин. Видимо, именно страх и ужас возбудили в Вейлоне желание жить дальше. Он начал дергать руками и ногами, снова пытаясь выбраться, пока Эдди не заметил этого. 

— Как мне все это надоело, милая… Так жить нельзя, — мужчина убрал одну руку с лица. Она была вся в крови, как и щеки и половина лица Эдди. — Ненавижу… Ненавижу их всех! Чертовых ублюдков! — Глускин сжал в руках скальпель, размахнулся и нанес удар в грудь Вейлона. — Они меня сделали таким! ОНИ! НЕНАВИЖУ! — Вейлон мычал еще громче прежнего, вырывался, дергал руками и ногами, но Глускина только забавляло это зрелище, — Свиньи. Подонки. 

С последним словом Эдди резко провел лезвием по горлу жертвы. Мужчина на столе дергался в посмертных конвульсиях, через несколько секунд его тело обмякло. По телу мучителя будто разлилось тепло, прямо из солнечного сплетения по всем членам его тела.

Эдди отвязал труп, обмотал его ноги веревкой и повесил к остальным телам в зале. Он поднял голову, скрестил руки на груди и только подумал про себя: «Нет, все же не дорогая».